Наводнение в Барадле

Это случилось 15 марта 1947 года. До сих пор считаю его самым ужасным днем в моей жизни.

С Изабеллой и антропологом Яношем Немешкери, очень интересующимся костями первобытного человека, мы отправились из Йошвафе в пещеру Аггтелек^*. Параллельно с прогулкой по пещере мы намеревались также провести некоторые ее исследования. Было разрешено спуститься с нами в подземелье девятилетнему Ечи и тринадцатилетней Клари. Впрочем, они чувствовали себя в пещере как дома, да и не мудрено ведь их отец, Лайош Ревес, был ее директором.

^* (Пещера Аггтелек - одна из крупнейших и известнейших в Западной Европе. Находится в Словацком Карсте на границе Венгрии и Чехословакии. Венгерская часть пещеры имеет два названия: Аггтелек и Барадла (Брадля) - оба эти названия фигурируют в тексте книги.

Венгерская часть пещеры известна давно и в начале нынешнего столетия была уже пройдена на шесть километров в главном направлении и на два с половиной в боковых разветвлениях (по Л. Савицкому, 1909). В 1926 году была открыта чехословацкая часть пещеры, известная под названием Домица. Длина Домицы - семь километров, длина Барадлы оказалась равной четырнадцати. Таким образом, общая длина пещеры с побочными ответвлениями составляет двадцать один километр. - Н. Г. )

Итак, впятером мы отправились в семикилометровую подземную экспедицию. При нормальных условиях такое путешествие под громадными скалистыми сводами пещеры Барадла обычно длилось пять часов.

Мы двинулись в 9 часов утра. Землю еще покрывал толстый, сантиметров в пятнадцать слой снега. Перед выходом Немешкери тщательно измерил температуру воздуха. Я думаю, просто по привычке.

- Минус четыре градуса, - заявил он и стал упаковывать свой маленький термометр в вещевой мешок. Я еще сказал ему тогда, чтобы он не измерял температуру на солнце, так как результат будет неправильный.

- Не пригревает еще солнце утром, да в марте оно вообще мало влияет на ртутный столбик, - последовал его оптимистический ответ. В руках у нас три лампы: две карбидные и большая газонакальная, на бензине. С грохотом закрываются за нами толстые бревенчатые двери пещеры.

Идем по громадной темной пещере не спеша, разговариваем. Мы в мире тьмы и безмолвия. Нескончаемые коридоры, наступающие на нас спереди, сзади, и вызывающие гнетущее чувство мрачные и таинственные залы. Эти подземные пустоты с "фонтонами"-сталактитами поражают своими гигантскими размерами. Они словно плачут, и капли воды падают с потолка, как маленькие алмазы; сверкнут в пространстве и рассыпаются. Как образовалась Аггтелекская пещера, мне непонятно, но не думаю, что она результат действия термальных вод. Ведь нигде не видно ни шарообразных ниш, ни гипсовых кристаллов, ни арагонитовых роз. Разве могли создать ее те попавшие сюда несколько капель воды, которые на моих глазах лепят сталактиты. Нет, невозможно. Видимо, давно, еще в ледниковом периоде, бурные потоки несли свои воды к неведомым целям сквозь эти просторные тоннели. Только они могли быть ваятелями такой сводчатой долины, о чем свидетельствует и изобилие гальки в русле бывшей реки. Ну и жизнь была здесь, наверное, в то время! Не очень-то приятная! А если бы нам пришлось изучать пещеры во время таяния ледников, когда несутся с гор в каменные пустоты потоки растаявшего снега!

Эти подземные пустоты с 'фонтонами'-сталактитами поражают своими гигантскими размерами

Мы дошли до бокового тоннеля пещеры, ведущего к выходу от Красного озера, и решили сделать привал. У входа в тоннель стояла покрытая плесенью одинокая скамейка, пригодная как раз для того, чтобы разложить на ней еду. Кушали с большим аппетитом, ведь прошло больше двух часов, как мы простились с внешним миром. Кончив трапезу, мы двинулись дальше. Клари Ревес уже немножечко надоела экскурсия. Лучше было бы ей остаться дома, тринадцатилетнюю девочку не волнуют вопросы, о которых мы ведем с Немешкери "ученый" спор. Но Изабелла, ставшая в последнее время верной спутницей моих поисков, с интересом следит за рассуждениями Яноша. Конечно, попутно мы не забываем любоваться прекрасными сталактитами. Фантастические формы и придуманные игрой воображения их меткие наименования: "Гати^* Шандора Рожи", "Хижина негра", "Шлем Минервы", "Булава", "Сто сборок на юбке" и так далее одно за другим.

^* (Гати - широкие полотняные, открытые снизу шаровары, которые носили венгерские крестьяне.)

Около "Упавшего столба прошлого" мы остановились немного отдохнуть. Ствол сталактита лежал погребенным в гальке. Древние потоки выломали его где-то и принесли сюда. Стоим, смотрим на дело рук разбушевавшейся когда-то стихии. Вдруг пещера заговорила. Да, именно заговорила!

Первый ее звук - словно вздох. По мнению Ечи, это гудит ветер или гуляет сквозняк. Странно, до сих пор мы ничего не замечали.

Гул не утихает. Он усиливается, становится все слышней, уже можно различить, что он приближается со стороны Аггтелека, куда мы идем. Воздух как будто дрожит. Густой рой летучих мышей с писком пролетает над нами. Пламя карбидных ламп начинает беспокойно плясать. Похолодало. Нас начинает знобить. Гул переходит в завывание. Все звуки представлены в нем: от высокого "ля" до низкого "до". Словно мы слышим шум приближающегося поезда. Даже дух захватывает. Беспомощно останавливаемся, устремив взгляды в темноту, но ничего не видно. Может быть, где-то обрушивается пещера?

Земля дрожит. Даже не дрожит, а трясется, как и мы сами. Звуковой ураган неистовствует все сильнее, все безумнее. Он словно раскаты грома, и нам кажется, что видим вспышки молнии. Стены скал как бы подхватывают и вторят гневу титана. Ечи заплакал и порывается бежать. Клари стоит, широко раскрыв глаза, не в состоянии произнести ни звука. Во мне в эту минуту все замерло. Хватаю за руку Изабеллу, и что есть сил все бежим обратно в направлении к Йошвафе. Вздымается метровой высоты пенящийся вал и, грохоча, с диким ревом устремляется вслед за нами. Мы бежим как безумные. Дети громко плачут, они не могут выдержать темп бега. Да и мы выбились из сил. Мощный поток воды двигается быстро. Пенистый вал - это олицетворение смерти - уже метрах в двадцати от нас покрывает все выступы, скамейки и мостки пещеры. Нет другого спасения, как на что-то взобраться. Но на что? Только трехметровый остроконечный известковый монолит возвышается посредине русла. Размышлять некогда. Бросаемся к нему.

Пенистый вал - это олицетворение смерти - уже метрах в двадцати от нас

Завывая, пенится грязный поток. Вот он уже в десяти метрах. Ечи падает. Разбиваю о сталагмит фонарь. Хватаю мальчика и подбрасываю его на монолит. Ему удается удержаться. Янош помогает Клари, Изабелла справляется сама. Наверху нет больше места, там и троим тесно. Напрасно стараюсь подняться выше, ноги соскальзывают. Немешкери пытается взобраться на еще более неудачном месте. Спасения нет! С ревом вздымающаяся волна обрушивается на нас. Пальцы судорожно цепляются за скалу. В следующую минуту вода попадает в рот, еще мгновение и захлестывает с головой... Меня беспощадно всасывает леденящий ад...

Спасения нет! С ревом вздымающаяся волна обрушивается на нас

Лайош Ревес, директор пещеры, - человек сильный и закаленный с мужественным лицом и суровым выражением глаз.

Поцеловав на прощание своих милых ребят и закрыв за ушедшей группой ворота пещеры, он вспомнил, что еще не завтракал, и поспешил домой. Жена встретила его без улыбки.

- Как ты можешь быть таким легкомысленным, Лайош! Разве можно было отпускать Ечи! Ведь ты хорошо знаешь, что вечером у него была температура.

- По-твоему, лучше, если бы он весь день возился в снегу? - возразил муж.

Но в этом он был неправ, хотя бы потому, что весь снег к обеду растаял.

Около десяти часов с юго-запада пришли необычные для марта свинцовые дождевые тучи. Начался весенний проливной дождь. Сквозь его густую завесу не было видно дальше пятидесяти-шестидесяти метров. Снег сначала осел, а потом превратился в грязное месиво. Скоро повсюду зажурчали ручьи. Ливень длился полтора часа, но так, словно это было в тропиках. Снег как рукой сняло. А к 12 часам уже и солнце выглянуло из-за туч. Зима кончилась, пришла весна.

Когда Ревес вышел во двор полюбоваться пришедшей весной, ручейки журчали лишь на дне глубоких овражков, вырытых буквально за какие-то минуты потоками бегущей воды. Сразу стало настолько тепло, что он даже шапку не надел. Неожиданный ранний дождь и быстрое таяние снега принесли немало бед. На шоссе местами не было видно асфальта от толстого слоя ила, нанесенного со склонов гор. Ревес решил посмотреть, набухли ли почки на кустах. Притянув к себе ветку сирени, он смахнул рукой с ее коричневой коры блестящие капли воды, и в эту минуту он вдруг услышал странный гул.

Было похоже, что в долине начался обвал. Ревес отпустил ветку и прислушался. Звук шел будто бы из-под земли, гудела вся долина Морской Глазок (Тенгерсемвельдь). Ревес понял, что гул, который буквально за несколько секунд перерос в громовой рев, идет от источника. Он стоял перед гостиницей, откуда хорошо виднелось озеро. Онемев от ужаса, наблюдал он за тем, как на его глазах зеленая вода озера за полминуты превратилась в коричневую. Ревесу не была присуща медлительность соображения. Хотя он никогда не видел такого, но все же моментально понял, что это означает.

Источник Йошва берет начало в пещере. Раз он сейчас в течение минуты из ручейка превратился в бурную реку, то значит, в пещере тоже беда. Страшная беда: внезапное наводнение в недрах земли. Подземные воды могут иногда полностью заполнить пустоты гор. Вдруг мелькнула мысль: в Югославии во время наводнений в пещере Шкоцияни уровень воды поднимается на восемьдесят метров. Это воды Реки. А дети его в пещере... Они пошли с Якучем посмотреть большой канал для отвода воды.

Каким спокойным и хладнокровным ни был Ревес, сейчас он обезумев побежал домой. Схватил лампу и, ни словом не ответив на испуганный взгляд жены, помчался к пещере. Жена еще не знает о случившемся, но материнское сердце предчувствует несчастье. Полная отчаяния, она закричала вслед мужу:

- Лайош, куда бежишь? О боже, что произошло!?

Ей никто не ответил, собственно, некому было отвечать. Ревес уже исчез в пещере.

Что может думать в таких случаях мать? Вот и она слышит, вот и она видит подножие горы, с ревом извергающее из себя пенящуюся реку.

Ревес стремглав побежал вниз. Ему не хватало воздуха, он почти задыхался. Воды нигде не видно, он спускался все ниже и ниже. Только в Зале великанов он услышал гул.

По ступенькам вбежал в коридор, по которому должны были идти его дети. Оттуда доносился мощный рев от большого понора. И здесь Ревес остановился. Огромный коридор был до половины заполнен шумящей, бешено крутящейся водой. А все новые и новые массы этого коричневого потока мчатся вниз, где огромная шестиметровая воронка проглатывает их в свой гигантский желудок. Ревес в ужасе. Здесь уж ничем нельзя помочь. Когда бушует стихия, спасайся, человек! Ты - ничтожная букашка! Спасайся как можешь! Беги по крайней мере отсюда сам! Если хватит сил, если хватит времени...

Руками все еще судорожно держусь за скалу. Вода не отнесла меня, а только накрыла. Изабелла, нагнувшись, хватает меня за волосы. Лишь с ее помощью я наконец взбираюсь на монолит. Янош Немешкери тоже наверху. Наш маленький островок лишь на метр поднимается из-под воды. Его поверхности хватает для троих, причем, если они не будут шевелиться. Я стою по колено в воде на боковом выступе. Немешкери с трудом удерживается, вцепившись в ребят. У нас осталось две лампы, обе карбидные. Уровень воды все повышается. В мерцающем тусклом свете, лишь едва рассеивающем густой мрак, жутко смотреть на клокочущий грязный поток, который увлекает за собой гнилые бревна и желтые клочья пены.

Кажется, не вода несется, а мы летим в маленькой лодке против течения!

Но "лодка" наша тонет! Вода поднимается все выше и выше. Теперь я уже стою в ней по бедра. Она с ожесточением бьет по ногам, еще немного - и я рухну вниз. В мокрой оледенелой одежде замерз настолько, что зуб на зуб не попадает. Но вот гул воды как будто немного утихает. Теперь уже слышу, как плачут дети. Время от времени слышатся удары по скале - это, очевидно, перекатываются по дну каменные глыбы. Да, неистовый шум воды постепенно стихает. Яростное клокотание сменяется спокойными всплесками. Теперь она словно мурлычет. Все разборчивее слышится еще одна мелодия: тихое потрескивание на дне - это движется галька, издавая скрипучие и глухие звуки, словно под водой работает камнедробилка. Вода строит, расширяет коридор. Тысячи зубил вгрызаются в стены. Сейчас я понимаю, как образовались эти огромные пустоты. Воды наводнений миллионами лет выдалбливали здесь, в недрах горы, свое русло.

Приблизительно полчаса я еще в состоянии сопротивляться ледяной реке. Постепенно теряю силы. Вода все прибывает: уже доходит до пояса. Скалу целиком захлестывает волной. Дети теперь не плачут. Не двигаясь, в каком-то оцепенении смотрят они в лицо смерти - желтому потоку, клокочущему у их ног. Я больше не в состоянии держаться на выступе. Заявляю: с одной лампой спущусь в воду и попытаюсь вплавь выбраться из пещеры.

Я понимал, на что иду. С маленькой лампой в руках, еле излучающей мерцающий свет, проплыть три километра в двух-трехградусной воде этой бурной с водоворотами подземной реки - равносильно верной смерти. Но погибнуть там, пожалуй, лучше, чем обречь себя на медленную и мучительную смерть здесь, на скале. Немешкери изъявляет желание плыть вместе со мной, он тоже не может стоять без движения в промокшей одежде и дрожать от холода.

Янош плавает хорошо, да и я не раз переплывал Дунай. Почему бы не попытаться? Утопающий всегда хватается за соломинку. Изабелла должна остаться с детьми. Мы оставим им одну лампу. Она умеет плавать, но дети нет. Сердце разрывается глядя на них. Мы впадаем в отчаяние, нервничаем, и от этого нам кажется, что воды вокруг нас больше, чем на самом деле.

Мы с Яношем спускаемся одновременно. Единственная сухая коробка спичек находится у меня под шапкой. В ледяном потоке даже плыть не надо, только лежать на спине и держать лампу. Поток сам несет нас по темному коридору.

Интересно, чувствую себя лучше, чем ожидал. Оглядываюсь назад. Три человеческие фигурки быстро удаляются. Через десять секунд уже их не различаю, вижу только маленькую светящуюся точку, танцующую на воде, тонкий золотистый мостик. Как на озере Балатон во время заката солнца.

Обо что-то больно ударяюсь ногами. Переворачиваюсь - скала. Вода захлестывает с головой. Изо всех сил работаю ногами в ледяном месиве, чтобы всплыть на поверхность. Но пока это мне удалось, спички промокли, а лампа, конечно, погасла. В непроглядной темноте поток несет меня дальше, неизвестно куда, к чему. Немешкери где-то рядом, слышу его жалобные причитания:

- О господи милосердный!., до чего дожил... отец троих детей... как крыса... как утопающая жалкая крыса... помогите! Ой... крыса...

Пытаюсь перекричать его полусумасшедшие стоны.

- Янош, плыви вправо, мы должны выбраться из воды! Вон там можно! Там есть карниз!

Да, тогда еще был, когда я видел. Но как далеко были мы уже от него! Вода со скоростью примерно пятнадцать километров в час мчала свои беспомощные жертвы. Черные невидимые водовороты то захлестывают нас, прибивают к скалам, то выбрасывают снова на поверхность. Перед глазами танцуют желтые круги. Хочется откашляться, но не могу. Словно клещами сжимает горло. Стучит в висках, голова чуть не раскалывается, гудит, как перегретый паровой котел. Я захлебываюсь, становится ясно, что дальше уже ничего нет, что это конец...

И вдруг под ногами чувствую почву. Ноги вязнут в глинистом дне какого-то островка. Водой прибило ко мне Немешкери. Мы причалили. Снова заработал инстинкт самосохранения. Ногтями, зубами цепляемся за землю, всеми силами стараясь выбраться из воды.

Вот и стоим. Тянусь за спичками, но вся коробка разлезлась. Все кончено. Мы пропали в этом воющем черном аду. Дрожим так, что только зубы стучат. Произносить членораздельные звуки не в состоянии. Резкие судороги ежеминутно сковывают все тело.

Понимая свое бессилие, Лайош Ревес вернулся на поверхность и побежал в село Аггтелек, находящееся в семи километрах. Он хотел пробраться к нам с другого конца пещеры. Вода текла от Аггтелека к Йошвафе. А если попытаться на лодке? Течение понесет ее в нужном направлении. Долго пришлось ему искать, пока нашелся смельчак, согласившийся за хорошую плату и за литр рому предпринять опасную для жизни спасательную экспедицию. К этому времени вода немного спала.

Они отправились в путь на старой, но крепкой дубовой лодке, которая хранилась в пещере. В некоторых местах, например у Мореахедь и у Железных ворот, лодка застревала среди нагромождений каменных глыб. Тогда приходилось перетаскивать ее на себе. Ревес очень опасался водопада Турецкой бани и Трудной дороги. Здесь даже самая крепкая лодка могла не выдержать: разломаться и затонуть. Поэтому Ревес вылез из лодки и побежал вперед по верхнему коридору Дороги Мюнниха, сквозь Гору Либанон к нижнему концу Трудной дороги.

Они договорились, что его товарищ пустит лодку порожняком через участок опасных порогов приблизительно к тому времени, когда Ревес успеет обойти эти места и подойти туда, где подземная река снова течет широко и спокойно.

Все вышло так, как они рассчитали. Идущую порожняком лодку Лайошу удалось поймать при помощи длинной палки с крючком у Трудной дороги. Скоро ушедший вслед за ним товарищ догнал его, и они снова могли продолжать свой опасный путь по воде.

Грести не было надобности, и так слишком быстро неслись они среди остроконечных сталагмитов

Грести не было надобности, и так слишком быстро неслись они среди остроконечных сталагмитов. А управлять лодкой необходимо было только при приближении торчащих из-под воды огромных скал, чтобы не разбиться о них. Эту работу всю дорогу проделывал Ревес, пока его товарищ вычерпывал засаленной шляпой воду из лодки, которую все-таки пробило. Наконец они достигли на своем необузданном "коне" монолита, где в полной темноте, тесно прижавшись друг к другу, стояли связанные шарфом дети: тринадцатилетняя Клари и девятилетний Ечи. Ревес направил лодку к маленькому скалистому острову и одним движением втащил в нее своих полуживых ребят. Изабеллы и карбидной лампы там не было.

Несколькими часами раньше она спустилась в воду, заметив, что наша лампа погасла и нас увлек в темноту подземный поток.

Да, Изабелла, увидев, что с нами случилась беда, без единой спички отправилась вслед.

С тех пор прошло тридцать часов. Мы все уже немного отдохнули, не так ноют ушибы, нанесенные острыми подводными скалами.

Сейчас мы сидим на кровати в моей теплой уютной комнате. Изабелла всех заразила своим молодым задором, когда, сверкнув глазами и встряхнув копной густых волос, смеясь сказала:

- Почему я должна была бояться? Если бы вы погибли, нам бы тоже не спастись. Откуда я могла знать, до каких пор будет длиться наводнение? Ведь нужно было выбраться на поверхность и сообщить о бедствии! Что Ревес сам заметит и отправится на помощь, этого я не могла даже предполагать. Я думала, если догоню вас и от моей лампы зажжем и вашу, то с двумя лампами безопаснее плыть дальше. Если одна потухнет, будет гореть другая. Разве я не была права?

Да, она была права. Изабелла поступила правильно. Только она забыла подумать о том, что случится, если ее лампа потухнет раньше, чем она нас догонит? Или она и это учла и все же пошла за нами. Освещая себе путь, мы наконец добрались до знакомой скамейки, от которой шел тоннель к выходу близ Красного озера (Вереште). Отсюда нам уже не составляло трудности выбраться по ступенькам на поверхность.

Я никогда не забуду, как испугался старик крестьянин, встретившийся нам вечером на берегу Красного озера. Увидев окровавленных, грязных, в мокрой разорванной одежде людей, он так гаркнул на своих кляч, что те сразу пустились галопом.

Подобное зрелище, наверное, даже видавшим виды и имевшим крепкие нервы жителям Аггтелека было непривычным.