Осада преисподней

Работа началась. Земля стонала под ударами кирок. Мы выкорчевали на рабочей площадке кустарник. По крутому склону понора с любопытством рыскали зеленые ящерицы. Кох уже в первый день с радостью сообщил, что чувствуется приток воздуха. Теперь у моих товарищей не было сомнений в существовании глубоко под землей значительных пустот. Из расселин огромных каменных глыб, нагроможденных на дне долины, вырывался воздух - верный признак наличия пещеры. Его холодная струя задувала зажженную спичку. Было ясно, что нужно следовать по пути тока воздуха, он, несомненно, ведет к пещере.

Палящее июльское солнце жгло вспотевшие спины, пока мы вынимали и выбрасывали наверх отшлифованные водой обломки скал. За день при самой напряженной работе продвигались в среднем только на метр. Ток воздуха шел снизу наискось. Большие неприятности причиняли обломки породы: они лежали неплотно, и вырытая нами траншея постоянно обваливалась. В самой глубокой точке понора сначала мы прорыли грозящую обвалом четырехметровую отвесную траншею. Отсюда начали продвигаться по наклонной к горе Соморхедь.

Проход во избежание обвала мы сделали всего в метр высотой и в шестьдесят-семьдесят сантиметров шириной. Работать в нем и продвигаться вперед можно было только на четвереньках. Чем дальше мы пробивали путь, тем труднее становилась работа. Очень тяжело было выносить на поверхность глину. Делали это следующим образом: один из нас в конце траншеи киркой, ломом, зубилом и лопатой выполнял задачи забойщика. Отбитую породу он тотчас клал в ведро и, прижавшись к стене траншеи, передвигал за собой. Следующий человек выполнял самую трудную работу. Ему нужно было перетащить ведро в траншее до основания четырехметрового колодца. На четвереньках, в узком проходе под землей, дно которого покрыто острыми камнями, не очень приятно в течение нескольких часов таскать наполненные камнями ведра. И все-таки это нужно было делать, потому что другого способа вытащить на поверхность породу у нас не было. Ох, сколько вздохов сопровождало ведра каждый день! Поднимал ведро из шахты и в то же время опускал пустое ведро вниз уже третий. Позднее, когда участок подземной переноски породы удлинился, там пришлось работать уже двоим.

Первая разведывательная штольня на дне понора Большой долины

Шли дни. Проход был уже такой длины, что приходилось зажигать сразу четыре карбидные лампы для освещения всего участка. Тот, кто тащил ведро, конечно, не мог держать в руках еще лампу.

Вскоре около понора появились первые любопытные. Чабаны и землекопы все чаще навещали нас. Они смотрели на нашу работу, и в их взглядах можно было прочитать неверие в успех дела. Но на следующий день они все-таки снова приходили.

- Вот случайно зашел, - сказал один из них, - думаю, дай-ка посмотрю, что вы сделали со вчерашнего дня?

Но когда на третий день они снова пришли, а потом все новых и новых посетителей приводила к нам "случайность", мы уже видели, что жители окрестных сел очень интересуются результатами раскопок. Один за другим мало-помалу они начали вспоминать:

- Мой дедушка рассказывал мне в детстве, что на этом месте когда-то зиял темный вход большой пещеры. Народ окрестных сел с опаской обходил эти места, потому что в пещере жили страшные разбойники. Они затаскивали туда свои жертвы и только за большую цену, за лошадь или корову, отпускали их к родственникам. Но сначала они брали с них присягу: несчастные клялись перед господом богом, что никогда, ни одной душе не расскажут, где прятали их разбойники.

Очевидно, жертвы Аггтелека не очень-то боялись господа бога, иначе бы о делах грабителей сегодняшние жители едва ли могли знать.

Через некоторое время среди посетителей нашлись добровольные помощники: таскали ведра, работали в забое и очень удивлялись идущему из горы потоку воздуха. Особенно большой интерес проявляли к нам знатоки "старой пещеры" Аггтелек - Бела Регец и Лайош Берец. Они приходили в свои выходные дни и даже с собственным инструментом.

Пещеры, однако, еще не было, а деньги таяли. У подножия горы Соморхедь с каждым днем все молчаливее сидели мы вокруг лагерного костра. Сначала сбор веток после работы, приготовление ужина и носка воды проходили очень весело. Однако теперь все шло с большим трудом. После работы, уставшие, ложились мы у тусклого костра и долгие часы молча смотрели сквозь черную листву дубов на далекие мерцающие звезды. И думали, думали. Теперь мы уже знали: пока мы не прокопаем проход до горы Соморхедь, нельзя рассчитывать на проходимый лаз, в котором смогли бы между кусками породы проделать оставшийся путь, не применяя кирок и лопат.

А это означало: прохождение двадцатиметрового прохода, учитывая трудную выноску грунта, потребует около полутора месяцев работы.

Дело начинало казаться безнадежным. Каждый из нас это понимал, но не говорил вслух, чтобы не расстраивать других. Стиснув зубы, потные и грязные, мы с каждым полуметром продвигались ближе к цели. Но 19 июля произошло событие, заставившее нас серьезно задуматься. Шейер работал в забое, Кох и Виллемс занимались переноской породы, я стоял в конце траншеи. Один за другим они выходили из глубины с наполненными ведрами. Неожиданно я услышал шедший из глубины глухой шум, и сразу же под моими ногами вздрогнула земля. На мгновение наступила гробовая тишина. Я знал, что все это может означать только одно: обвал, которого мы так опасались. С невероятной быстротой пополз я в проход и вскоре услышал крик Коха, сообщавшего, что он цел и невредим. О Шейере он ничего не знал. Сверху то там, то тут падали небольшие камни и один за другим катились в конец траншеи. Виллемса я нашел живым, но Шейера завалило.

Мы тотчас же начали его откапывать. Через полчаса в палатке Дюси пришел в себя. Никаких серьезных повреждений у него не было.

В тот день работу мы уже не вели. Не вели мы ее и в следующие дни. Продвижение становилось опасным для жизни. Мы понимали, что трехнедельную работу приходится прекратить, так как за оставшиеся восемь-десять дней все равно не сможем достигнуть горы Соморхедь. А если до конца месяца результатов не будет, значит, разведке этой пещеры, возможно, пришел конец и Институт геологии переведет меня на другой участок работы. В стальных дверях, за которыми открывается секрет источника Комлош, так и не заскрипит проржавленный замок.

По крайней мере прибыла бы хоть финансовая помощь Кесслера! Тогда наши люди смогли бы работать в следующем месяце, правда, уже без меня.

Кризис стал убедительней, когда 21-го числа члены моей группы уехали на занятия в университет. Перед их отъездом мы еще раз хорошенько обсудили положение дел и решили копать в новом месте.

Исходя из направления стока воды, параллельно которому рыли траншею, мы уже знали, на какой глубине и где должно быть место, в котором вода выходит из обломков породы и исчезает, то есть место, где начинается пещера. Оно лежит, по моим подсчетам, в самом конце долины, на глубине пятнадцати метров. Нет другого выхода, как попытаться прорыть колодец общими усилиями. На это, если все хорошо пойдет, может быть, хватит еще времени.

На том порешили, и мы остались вдвоем с Ленке Граф.

Я сразу же организовал новую бригаду. В Аггтелеке нашлось трое жителей, с готовностью согласившихся на тяжелую работу: Дердь Вербай, его племянник Лаци Вербай и Нети Леринц. Работа шла быстро и точно по намеченному плану. Неожиданно приехал Лайош Ревес - бывший директор пещеры Аггтелек. Он решил помогать нам во время своего отпуска.

В колодце уже в первые дни мы почувствовали сильный ток воздуха, оба Вербай работали без передышки, отдавая все силы. На третий день они уже были настолько увлечены работой, что оставались на сверхурочные часы. Почти невозможно было выпроводить их с рабочего места.

Мы продвигались очень быстро, прошли вглубь четыре метра, но вдруг уперлись в скалу, краев которой нигде не было видно. Однако со стороны горы между каменной глыбой и отвесной стеной была расселина шириной в шестьдесят сантиметров, заполненная очень мелкими обломками. По ней нам удалось прорыть ход вниз. На этом месте три моих новых товарища показали, на какую серьезную работу они способны для достижения поставленной цели. Через два дня расселина была уже достаточно глубокой. Чтобы поднять наверх куски породы, лежавшей на дне, приходилось спускаться в нее вниз головой. Первым таким способом спустился Лаци Вербай. Когда он кричал нам, что кусок породы у него в руках, мы тянули Лаци вверх. Таким способом вытаскивали на поверхность породу, и работа шла беспрерывно! После третьего спуска головой вниз "проходчик" менялся. Дорогой наш друг Нети! Даже вы в пятидесятилетием возрасте участвовали в этом трудном деле.

Таким способом вытаскивали на поверхность породу, и работа шла беспрерывно!

24 июля колодец стал таких размеров, что мы смогли прекратить работу "живого лифта". Вынутой породой мы заполняли боковую щель. Забота о выемке грунта исчезла, работа пошла гораздо быстрее.

Спустя некоторое время мы достигли довольно широкой полости. Но это еще не была пещера. Эта полость образовалась не деятельностью воды, а сорвавшимися со склонов гор глыбами, оставившими вместо себя пустоту.

Как велика была радость наших людей! Довольные, они смотрели на грязные, голые каменные стены, освещенные мерцающим светом карбидной лампы, и старались мне доказать, что более красивого сталактитового потолка нет даже в пещере Барадла. Или мои глаза обманывали, или их суждения не были объективны, но тогда мы не могли прийти к согласию. Важно одно: здесь, между громадными каменными глыбами, начинался лабиринт расселин. Прошло много часов, пока, ползая на четвереньках, на животе, на спине, застревая и снова ценой горьких мучений освобождаясь, вползая в тупики, мы наконец смогли установить, какой путь избрать для дальнейших поисков. В этот день мы работали до десяти часов вечера. Пламя громадного костра красным светом озаряло леса горы Соморхедь.

25 июля, страшно усталые, но с душевным подъемом, мы приступили к работе. Даже сияние солнца было, пожалуй, более ободряющим. Из-за отсутствия для всех специальной одежды, чтобы продолжить раскопки, люди опускались по очереди. Наверху, у входа в таинственную и полную надежд дыру, уже невозможно было услышать никакого шума. Все время до обеда мы просидели с Ревесом на корточках, над дырой, наблюдая за током воздуха, который шел равномерно приятной прохладной струей.

Наконец около двенадцати часов на дне шахты появились братья Вербай и сообщили, что успешно продвинулись в указанном направлении на три метра вперед. Мы тотчас натянули на себя снятые с них комбинезоны и спустились под землю.

Ползли все дальше, продвигаясь между каменными, величиной со стол глыбами, чисто вымытыми, разбросанными в беспорядке и лежащими друг на друге. Обследовали каждый камень в отдельности. Иначе можно было, на свое несчастье, вытянуть камень величиной с кулак, могущий, однако, стать причиной нашей смерти. Здесь, глубоко под землей, в ужасной мешанине каменных глыб, в любую минуту мог произойти обвал.

Место, где мы работали, представляло довольно печальное зрелище. Хотя мы и продвинулись на три метра, перед нами стояла каменная громада, которую невозможно было сдвинуть с места, чтобы не завалить весь проход. Над моей головой я заметил дыру величиной с ведро. В ней еле-еле держался приблизительно тридцатикилограммовый кусок породы. Малейшего сотрясения было достаточно, чтобы он свалился и раздробил мне голову. Не без тревоги я высвободил руки, хотел взять этот камень и опустить его в безопасное место. Камень от первого прикосновения всей своей тяжестью соскользнул в ладони, и только тогда я заметил: места, куда б я мог его положить, нет, в узком проходе передо мной лежал Ревес. Его ноги у самой моей головы. Если камень опустить между его ногами и моей головой, а лежа на спине это было задачей нелегкой, то я, если не уроню его на одного из нас, закупорю им Ревеса. Раздумывать, однако, было некогда: не хватало сил сдерживать руками такую тяжелую глыбу. Я отодвинул камень настолько, насколько нужно было, по моим расчетам, для того, чтобы он не свалился мне на голову, но в то же время не упал бы и на ноги Ревеса, потом закрыл глаза и выпустил его из рук...

Громадный камень упал тут же за моей головой. Ни одного из нас он не задел, но закрыл Ревесу и без того узкий обратный путь.

Однако наше положение не стало лучше. Лежа на спине, я не мог отодвинуть камень назад, так как наследующем узком участке, где нужно ползти вниз, он беспощадно бы скатился на мою голову. А единственный выход был в том, чтобы отодвинуть как-нибудь камень за себя и затем ногами откатить его в расселину, через которую мы вползли сюда. Это возможно лишь в том случае, если я освобожу ему путь, то есть сам выберусь в узкую дыру, где раньше торчал камень.

Я не желаю докучать читателю описанием тех мучительных конвульсий, ценой которых удалось очистить наш обратный путь, сделать его свободным.

Во время работы мне в поясницу вонзился острый камень и нанес даже через одежду глубокую рану. Она кровоточила не очень сильно, и скоро я забыл о ней, тем более что в это время заметил: хотя и с большим трудом, но продвигаться вперед можно, не вынимая грунта. Ревесу также удалось отползти с прежнего места и через узкий проход приблизиться ко мне.

Ползком на животе мы стали пробираться дальше по пути, который состоял сплошь из крутых поворотов. Я никогда не предполагал, что в поноре может накопиться такое громадное количество обломков. Некоторые глыбы достигали величины больших комнат. Отсюда можно было идти в самые различные направления. Более запутанный лабиринт трудно себе представить. Не удивительно, что спустя два дня Ленке здесь заблудилась.

Вдруг свет лампы упал на круглое, величиной с бочку отверстие. Было сразу видно, что его образовала вода. За отверстием свет лампы поглощал непроницаемый мрак.

Впервые за месяц поисков у меня сильно забилось сердце. Я стоял перед разыскиваемыми воротами пещеры... За ними в густом мраке система пещеры источника Комлош. Я был взволнован и почти обессилел. Ревесу, который сзади меня еле переводил дух, я едва мог сообщить радостное известие. Какое-то необъяснимое счастье и в то же время отчаянный страх овладели мною. Я потерял над собой всякую власть. Охваченный лихорадкой исследований я бросился дальше в неизвестность.

Остальное произошло мгновенно. Прыгнув в отверстие, я очутился в очень большом зале.

О, как красива была эта пещера, которую еще не видел человеческий глаз! С первой же минуты стало ясно: здесь никто никогда не бывал. На дне лежали огромные, сорвавшиеся сверху осколки скал. С высокого потолка свисали сталактиты. Местами от потолка тянулись вверх такие длинные, трубообразные камины, что свет лампы не достигал их конца. На глинистой поверхности каменных глыб были видны скелеты летучих мышей, ящериц. Мертвую тишину лишь изредка нарушал звук капавшей воды.

И все это было явью!

- Лайош, смотри, это не сон... понимаешь? Это не сон! Наконец! Наконец мы победили!

Может быть, слишком громко и бессвязно, но я кричал от счастья.

Ревес видел то же самое, что и я, и тоже радовался вместе со мной. А как не радоваться? Ведь все члены нашего маленького лагеря мечтали об этой пещере днем и ночью. О, сколько мы грезили об этой минуте у лагерного костра, сколько лелеяли надежд и планов! Нети, дядя Дюри и Лаци! Не пропала даром ваша работа! Идите сюда, радуйтесь!

Мы решили, что не сделаем ни шагу дальше, пока не соберется наш маленький отряд. Ревес предложил пойти оповестить всех. Сам я, осмотрев рану, решил, что будет благоразумнее, если подожду здесь.

Пришедшие светились счастьем. Одеты кто во что; они даже на минуту не подумали о комбинезонах. Вскоре все были в сборе, и мы отправились дальше в неизведанные участки пещеры.

Из первого большого зала опустились вниз по шахте около десяти метров глубины. Брошенный для пробы камень упал на гальку, это было хорошим знаком, галька говорила о русле. По веревке спустились вниз. И действительно, от основания камина в глубину горы вело покрытое галькой русло ручья. Согнувшись, мы гуськом пошли вперед.

Кое-где путь был загроможден. Освобождали его и шли дальше. Каждый поворот - новые впечатления и новые восторги.

Вскоре мы остановились перед бугром, закрывшим нам путь. Пробираясь по его гребню ползком, мы смогли продвинуться дальше.

Русло ручья исчезло из нашего поля зрения, что не было благоприятным признаком. И в действительности через некоторое время показался конец пещеры, на нашем пути стояли огромные каменные глыбы, а дальше вели только узкие, непроходимые расселины. Из них, однако, шли сильные струи воздуха. Пещера ставила перед нами все новые и новые препятствия. Раскрыв свои ворота, она до предела накалила наше любопытство, но, когда мы считали, что путь до источника Комлош уже свободен, проход снова закрывался.

Если уж мы смогли добраться сюда, то остальную часть должны преодолеть. Сомнений в том, что место нашей разведки мы избрали правильно, не было: сама пещера ведет нас и показывает направление раскопок. Открытие остальных участков теперь уже зависит только от нашей работы.

Разведанный 25 июля участок был длиной приблизительно в сто пятьдесят метров. На рассвете следующего дня луч восходящего солнца впервые упал на пламенеющий красный флаг на вершине горы Соморхедь, ознаменовавший нашу победу. И хотя само по себе открытие первого короткого участка пещеры означало немногое, но все же это было для науки большой победой. Основательно продуманный мною метод исследований оправдался. Окраска воды нас не обманула. От понора горы Соморхедь в направлении к источнику Комлош тянется проходимая, широкая система сталактитовых пещер. Итак, гипотеза, которую многие подвергали сомнению, оправдалась на практике и таким образом перестала быть гипотезой.

Бег взапуски со временем и материальными ресурсами начался снова, но сейчас уже с полной уверенностью в окончательной победе.

В расселинах, которыми оканчивалась известная теперь часть пещеры, ежедневно много раз гремели взрывы. Лаци Вербай, лежа на животе, сверлил необходимые для взрыва отверстия. Каждый удар молотка стоил больших усилий. Нужно было отвоевывать сантиметр за сантиметром. Щель, однако, даже через несколько дней не хотела расшириться хотя бы настолько, чтобы в нее можно было пролезть. Мы начали работу в новом месте пещеры. Из первого большого зала попробовали отыскать выход на другой путь: а может быть, под каменными глыбами мы встретим такой лаз, по которому можно было бы обойти это остановившее нас непреодолимое препятствие? Чуть ли не зубами и ногтями работали мы там, где из-за узости места не могли работать инструментами.

Известия о результатах нашей работы тем временем быстро распространялись. "Северная Венгрия" опубликовала корреспонденцию о новых пещерах. Узнав об этом, к нам прибыла вместе со своим руководителем Яношем Борбеем большая группа мишкольцских спелеологов. Они изъявили желание осмотреть новую пещеру. С ними пришел и Лаци Гера вместе с несколькими своими друзьями. Мы были очень рады новой встрече. Мальчики настолько загорелись увиденным, что заявили: они берут отпуск и на другой день возвращаются сюда, будут помогать нам в порядке общественной работы. Я, конечно, с радостью принимал каждого искренне желавшего с нами работать. Личный состав нашего лагеря пополнился. Мы едва уже умещались в большой палатке.

30 июля нас посетил Хуберт Кесслер и из бюджета Института гидрологии выделил на наши исследования тысячу восемьсот форинтов. На следующий день я получил деньги и от Института геологии. Дела пещеры обернулись к лучшему.

Однако чем больше мы работали под землей, тем больше видели, что дальнейшее прохождение будет задачей нелегкой. Основываясь на приблизительных размерах прохода пещеры, мы пришли к выводу, что ход идет по направлению к котлообразному оседанию почвы, то есть под "долину"^*. В поперечнике эта котловина была равна приблизительно ста метрам. Если по всему участку обвал - тогда мы не сможем выйти в продолжение пещеры. Такую длинную искусственную шахту мы едва ли сумеем прорыть.

^* (В западноевропейской литературе характерные для карстовых местностей замкнутые со всех сторон отрицательные формы рельефа поверхности в виде небольших котловин, ям называют долинами. У нас они обычно называются карстовыми воронками. В данном случае имеется в виду крупная воронка, образовавшаяся вследствие обвала и оседания грунта над полостью пещерного тоннеля. - Н.Г.)

За котловиной, о которой идет речь, на расстоянии четырехсот метров от понора Большой долины мы познакомились с другим, меньшим понором, носящим имя понор Бибицтебер. Поскольку пещера шла приблизительно в его направлении, меня осенила мысль, что этот понор является воронкой, то есть здесь поверхностные воды просто просачиваются в тянущуюся внизу систему пещер. Если мое предположение правильно, то, расчистив предполагаемый узкий проход и в случае надобности его расширив, мы попадем не в узкий боковой ход (чего в начале работы при осмотре понора мы опасались), а достигнем просторного основного хода пещеры уже за критическим участком обвала.

Эта мысль казалась такой естественной, что я решил вести работы в этом поноре параллельно с другими.

На рабочем месте № 3, в Бибицтебере, я организовал добровольческую бригаду "бибицев". В следующие два дня развернулось соревнование между "стариками" - "бригадой пещерников" и "бибицами", однако я должен был уехать - рана, полученная при открытии пещеры, настолько воспалилась, что необходимо было хирургическое вмешательство, и я поехал в Будапешт. Когда через два дня я вернулся обратно, дух соревнования был уже поистине воинственным. "Старики" стремительно что-то сверлили в пещере и взрывали. Даже на ночь никто не уходил домой. Утром в восемь часов начинали работу и только в полночь кончали. Напрасно по два раза в день приходили и умоляли их жены: они, забыв обо всем на свете, жили только пещерой.

Наш чертеж показывает отношение друг к другу частей пещеры и три рабочих места, благодаря которым эти части пещеры были открыты. 1 - Рабочее место 1; 2 - Рабочее место 2; 3 - Рабочее место 3; 4 - Тоннель Исследователей; 5 - Верхний конец основного ответвления тоннеля Исследователей (вскрыт сверху); 6 - Участок главного тоннеля горы Соморхедь (рис. автора)

Но "бибицы" тоже свой обед съедали в поноре. Обе группы хотели первыми войти в пещеру.

Вечером 3 августа обе бригады были в чудесном настроении. "Бибицы" прошли уже на глубину семи метров и ощущали ток воздуха такой силы, что постоянно гасли лампы. "Старики" тоже загадочно улыбались. Каждый чувствовал: скоро наступит великий день. Дядя Дюри, наш заслуженный "подрывник", доложил, что завтра произведет взрыв, которым и откроет вход в пещеру. А как он это сделает, то уже положитесь на него. И я ему доверил.

Откровенно говоря, я тогда уже начал немножно опасаться за "стариков", так как сам видел, что мы раньше достигнем результатов в поноре Бибицтебер. Но это рано или поздно должно выясниться на деле.

Обе группы были настолько воодушевлены и взволнованы, что ночью никто не мог заснуть. А Лаци Гера - самый страстный член молодежной бригады - до самого утра бодрствовал, погруженный в свои мысли у горящего костра.